Право на хрупкость
В детстве Артур очень хотел быть сэром.
Совсем не потому, что у сэров обычно бывают большие дома, много слуг и всё, чего им только захочется. В шесть лет Артура такие вещи не занимали. Просто ему нравилось, как звучит его имя, если к нему приставить «сэр». Он любил подходить к зеркалу, хмуриться – ведь все солидные дяди всегда хмурятся – задирать повыше нос, и, с трудом при этом ловя собственное отражение, важно произносить:
Дальше- Сэр Артур Уитсток. Да.
За это на Артура очень ругалась мама. Она боялась, что с такими замашками мальчик вырастет заносчивым и не в меру гордым, а для сына простого, не слишком успешного адвоката это не очень хорошие качества, будь он хоть трижды чистокровным англичанином. Но днём мамы дома не бывало, она работала в швейной мастерской, и Артура воспитывала бабушка. В девять утра она рывком раздвигала тяжёлые шторы, и, пока внук протирал кулачками сонные глаза и тянулся, непререкаемым тоном заявляла:
- Ну что, начинаем проверку на сэрость?
Тогда Артур пулей вылетал из кровати, звонко шлёпая по полу босыми ступнями, и убегал в ванную умываться.
«Проверка на сэрость» была их с бабушкой условным сигналом.
- Если уж ты так хочешь быть сэром, - говорила седая Розалин, - прежде всего привыкай есть по утрам овсяную кашу.
- Но она же не вкусная! – ныл в ответ Артур, впрочем, только наполовину всерьёз.
- Ну и что? Все сэры едят овсянку именно потому, что она им не нравится. Нужно же как-то воспитывать выдержку.
- Ага, а ещё так проще делать гордый вид, - подхватил Артур, скривившись при виде тарелки с овсянкой. – Как представишь её себе, так сразу нужное выражение лица делается.
Розалин только смеялась и смотрела, как внук мужественно борется. Против каши и за «сэрость». Справлялся он отлично, особенно если его чуточку рассмешить – а уж это Розалин умела лучше всех на свете. Ей когда-то пришлось учиться самой, и теперь ей очень хотелось помочь внуку, хоть самую чуточку.
Артур доел овсянку, помыл за собой тарелку («Настоящий сэр должен быть предельно самостоятелен», - твердила Розалин, а внук её, к счастью, не имел привычки халтурить) и принялся обуваться.
Розалин категорически запретила родителям Артура отдавать мальчика в детский сад.
- Ему там испортят мотивацию, - сказала она. – Я сама буду воспитывать Артура.
Поэтому каждое утро после завтрака Артур и Розалин отправлялись на прогулку. Не очень далеко и не очень надолго – перед обедом юному сэру предстояли ещё урок арифметики и зарядка – просто чтобы подышать воздухом, размять ноги и не сидеть в четырёх стенах.
- Сидеть дома, разумеется, очень приятно, - любила говаривать старая Розалин, лишь по какому-то досадному недоразумению не уродившаяся леди. – Вот твой отец, например, проводит выходные на диване перед телевизором. Он, конечно, очень устаёт, но и это не оправдание, правда, Артур?
- Да, - серьёзно кивал мальчик и гордо заявлял. – Вот я, когда вырасту, буду путешествовать, а не сидеть в конторе, как папа.
- Для этого тебе придётся многому научиться.
Отцу Артура тёща казалась чопорной и придирчивой, но он был благодарен ей за то, что она сидит с Артуром, и поэтому молчал, даже когда сын по простоте душевной разбалтывал ему, «что сказала бабушка». Мама же только улыбалась куда-то в пространство и говорила, что всё должно идти своим чередом.
Артур, как часть «всего», тоже шёл, хотя он слабо представлял себе, где же находится этот таинственный «черёд», которым он, по идее, должен идти. Поэтому он шёл берегом пруда, кидал уткам хлебные шарики и размышлял о том, что он так долго учится быть сэром, что, наверное, станет им уже совсем скоро. Правда, тут была одна проблема, разрешить которую шестилетний мальчик пока не мог: в сэры, то есть в рыцари, по-настоящему могла посвятить только королева. А она, конечно, даже и не знает о его, Артура, существовании. Как быть, мальчик не знал, но не сомневался, что когда-нибудь решение найдётся само собой. Например, бабушка Розалин на самом деле окажется королевой и посвятит его в рыцари, или он спасёт какого-нибудь важного сэра от бандитов, и он расскажет о своём спасителе королеве… Да мало ли что можно сделать такого, чтобы о тебе узнала вся страна. Времени ещё много – в сэры всё равно раньше восемнадцати лет не берут.
Розалин знала мысли внука наперечёт, но вот она как раз считала, что нужно торопиться. Дни бегут слишком быстро, и даже родители Артура стареют, не говоря уже о ней самой, а маленького сэра ещё столькому нужно научить, да так, чтобы, когда она уже не сможет следить за ним, он продолжал всё это делать сам: вставать пораньше, тянуться повыше и разминать спину, кормить птиц, особенно зимой, не затевать драк, не обижать девочек, вежливо отвечать на оскорбления, спокойно воспринимать критику… Есть уйма простых и полезных вещей, которым, по-хорошему, всем бы поучиться, и чем раньше, тем лучше. Но каждое время, увы, имеет свои законы, и нынче Розалин, как контрабандистка во мраке ночи, пытается замаскировать «сэростью» элементарные вещи, лишь бы увлечь ими своего маленького Артура и сделать из него хорошего человека. В век технического прогресса, увы, иначе сложно, в этом она убедилась на множестве примеров. Может быть, когда-нибудь очень не скоро, когда он начнёт вспоминать своё детство, а с ним и старую чопорную женщину, научившую его мыть за собой посуду, её мальчик сможет понять, зачем было всё это. Дочь вот, кажется, поняла.
А пока он кормит уток, стараясь держаться прямо, как настоящий сэр; вряд ли это принесёт ему рыцарский титул, зато наверняка убережёт от проблем со спиной.
Вдруг её внук сорвался с места и помчался по краю пруда куда-то на противоположный его конец. Розалин сидела на скамейке и наблюдала: пока беспокоиться не о чем, а излишний контроль вреден даже сэрам, тем более таким юным и нежным. Щуря глаза – ей было пятьдесят четыре, и зрение уже давно перестало быть её сильной стороной – Розалин разглядела, что Артур с разбегу впрыгнул в какую-то мальчишечью драку и пропал в куче-мале. Через несколько секунд куча-мала распалась, превратившись в пятерых растрёпанных мальчишек. Лиц Розалин различить не могла, видела только, что трое из них сбились вместе и что-то сердито кричат, а четвёртый молча стоит рядом с Артуром. Потом Артур и этот четвёртый мальчик уходят, направляясь к ней. Розалин, хотя и обещала себе не беспокоиться, вздохнула с облегчением: да, оба порядком помяты, у белобрысого мальчика нет рукава рубашки, а внук разодрал брюки на обеих коленках, но этим дело и ограничилось.
- Бабушка, прости, я порвал брюки… - извиняющимся тоном начал Артур, за несколько шагов до её скамейки. – Но их было трое против одного…
- Да, он за меня заступился! – подтвердил спасённый, теперь сам вступаясь за своего спасителя. – Они меня обзывали, а когда я обозвал их в ответ, полезли драться сразу все…
- Я зашью брюки, обещаю! - галдел одновременно с ним внук.
Розалин присмотрелась: нет, это не дырки на коленках, это брючины ниже колен почти уже оторвались от родных пенатов. Ну и ладно, зато внук показал себя молодцом.
- Зашьёшь, конечно, - тем не менее в меру строго отозвалась женщина, про себя думая, что она выбросит брюки как будто случайно, и вопрос на этом будет исчерпан. – А как зовут этого юного джентльмена?
- Джордж, - потупился «джентльмен», пытаясь спрятать голую руку за спину.
- Если вы не против, сударь, я хотела бы пригласить вас к нам домой на чашечку чая, - чинно провозгласила Розалин и подмигнула. – Нельзя же показывать это безобразие вашей матери, а у нас как раз есть несколько запасных рубашек.
Джордж явно обрадовался, а у Артур – тот просто сиял от гордости. Он всегда знал, что бабушка его не подведёт.
С того дня Артур и Джордж стали неразлучными друзьями. Как-то раз внук даже заявил Розалин, что можно было бы вместо урока чистописания пойти в парк, где его уже ждёт приятель…Но Джорджу пришлось подождать лишний час… а в следующий раз он уже писал диктант вместе с Артуром, чему его, Джорджа, мама была чрезвычайно рада.
- Вы отличный педагог, миссис Уингс! – восклицала она каждый раз, когда Розалин просила у неё разрешения забирать Джорджа ещё на один час в день. – И как у вас получается делать так, чтобы мальчики сами хотели заниматься?
- Всё дело в правильной мотивации, - улыбалась Розалин, наблюдая, как уже два будущих сэра гоняют по площадке мяч.
Время летело очень быстро, хотя Артур и Джордж, конечно, с этим бы не согласились. Вот они уже пошли в школу, бац – и мальчики уже в пятом классе, бац – и вот уже выпускной вечер, длинные речи и слёзы матерей. Розалин обещала себе не плакать, когда увидит двух своих юных выпускников в красивых костюмах, совсем уже взрослых и почти в ней не нуждающихся.
Конечно, к восемнадцати годам интерес к рыцарству у Артура заметно поугас, вытесненный грядущим поступлением в университет и, конечно, противоположным полом, ибо мальчик вырос не только галантным, но и очень красивым. Однако же старания Розалин вознаградились: «сэрость» со всеми её особенностями вошла у Артура в привычку – он никогда не залёживался в постели, много занимался, всё так же заступался за слабых и даже полюбил овсянку, сделавшись улыбчивым, открытым и спокойным, что для восемнадцати лет редкость. Джордж ни в чём ему не уступал. Юноши дружно решили поступать на географический факультет, чтобы ездить по миру.
Розалин, честно говоря, была рада, что дети выросли, хотя, конечно, ей было грустно. Но справляться с ними она всё равно уже не могла бы, тем более что она и так научила их всему, чему могла. От этой мысли старой леди стало очень спокойно, так, как, кажется, вообще никогда не было. Придя домой, она легла в постель, глубоко и счастливо вздохнула и закрыла глаза.
На похоронах Артур не плакал.
Бабушка всегда говорила ему, что, если с ней когда-нибудь что-нибудь случится, она всё равно останется внутри него. И он, как ни странно, чувствовал, что теперь она окончательно – внутри, ну и ещё внутри мамы, конечно. Она тоже не плакала, только стояла прямая-прямая. Наверное, её бабушка в детстве тоже учила быть леди…
Зато вот Джордж – он плакал. Искренне и бесшумно, так, что слёзы капали с подбородка на красивую рубашку, почти такую же, как та, что бабушка дала ему, чтобы он переоделся после драки в день их знакомства. Они с Артуром потом всю ночь сидели и вспоминали тот день и всё, что было после, смеялись и чокались за то, чтобы ей было хорошо, где бы она теперь ни была.
Потом, конечно, начались хлопоты – мальчики сдавали вступительные экзамены, сдав их, начали готовиться к учебному году, а потом и вовсе закружились так, что не то что вспоминать – просто думать было некогда.
Только через несколько лет, начав ездить по миру с научными экспедициями, Артур стал находить время на наблюдения и размышления, не связанные со своей специальностью. Он стал наблюдать за людьми, совсем не похожими на них с Джорджем, их друзей и университетских товарищей. И обнаружил, что его «сэрость» и правда выделяет его и его круг среди многих других. К тому времени молодой человек уже понял, что это было никакое не благородное воспитание и что ничего общего с сэрами оно не имело. Обыкновенная вежливость, справедливость, отзывчивость, доброта и самодисциплина – вот что так старательно прививала своему внуку и его другу седая Розалин, и Артур был бесконечно благодарен ей за то, что у неё это получилось. Только вот многие из тех, кто встречался Артуру не только в его поездках, но и в родном Лондоне, были настолько далеки от этих довольно простых правил, что внука Розалин брала оторопь.
В метро, в аэропорту, в магазине и в автобусе он бесконечно примечал и впадал во всё большее недоумение. Привычка записывать всё, о чём нужно ещё раз подумать в спокойной обстановке, в блокнот, которую, конечно, привила Артуру опять же его бабушка, довольно быстро сделала Артура обладателем огромной кипы заметок разной степени философской и художественной ценности. Джордж, с которым Артур делился своими размышлениями, предложил другу привести эти записи в порядок и издать, благо знакомый издатель у ребят имелся ещё со времён университета.
Сказано – сделано, хотя даже спокойному и организованному Артуру стоило огромного труда сотворить из груды исписанных блокнотов полноценную книгу. Но он справился. На титульном листе значилось посвящение: «Розалин, самой настоящей из всех настоящих леди».
- А как ты её назовёшь? – спросил Джордж тёплым июльским вечером, когда друг объявил ему, что работа окончена.
У Артура напрочь вылетело из головы, что название он ещё не придумал.
- Вообще-то я ещё не знаю, но… - начал внук Розалин, и на лице у него медленно расплылась широкая улыбка, превратившаяся в точно такую же на лице друга его детства.
- «Проверка на сэрость», - в один голос произнесли молодые люди и рассмеялись.
Розалин внутри Артура тепло улыбалась, и молодому человеку от этого было светло и немножко щекотно.
На следующее утро, сдав книгу в типографию, друзья уехали в очередную экспедицию в Африку, на целых полгода, чтобы успеть как следует вникнуть во всё, требующее их внимания.
Однажды вечером, примерно за месяц до того, как по плану пора было возвращаться домой, у палатки Джорджа и Артура раздался оклик начальника экспедиции:
- Эй, мальчики, вы здесь?
«Мальчики», изрядно обросшие за полгода походной жизни и уже в шутку называвшие друг друга Робинзонами, отозвались в духе, что вроде бы пока да.
- У меня тут газета недельной давности, только что привезли. Вам наверняка будет интересно взглянуть. Особенно сэру Артуру.
Артур подскочил как ошпаренный и впился глазами в указанную страницу газеты. Там красовалась его собственная фотография с университетского выпускного, где он хвастается дипломом и подкидывает вверх классическую квадратную шапочку со шнурком. Заголовок гласил: «Артур Уитсток ещё не знает, что он теперь сэр».
Артур Уитсток действительно не знал. Просветила его всё та же статья, в которой было написано, что его книга за первый месяц продаж нашумела так, что шум этот дошёл до самой королевы, а она, прочитав, заявила, что человека, написавшего такую книгу, необходимо посвятить в рыцари. Конечно, в газете из её слов раздули целую историю, и пока на деле посвящать Артура в рыцари никто не собирался и, скорее всего, не соберётся, но… это было уже не важно. Он слушал, как смеётся бабушка Розалин где-то очень глубоко внутри него – она всегда любила такие вот совпадения – и чуточку грустно улыбался сам, представляя, как развеселила и, наверное, слегка опечалила эта новость его маму. Ведь очень странно бывает узнать, что ты всё сделал правильно и получил то, что хотел, когда это что-то уже давно перестало быть для тебя самым важным. От этого тяжело и легко одновременно, хочется плакать и смеяться, кричать и кружить на руках чопорную пожилую леди, которая теперь всегда будет улыбаться внутри тебя.
Надо будет завтра придумать способ позвонить маме и сказать, что он её очень любит. Обязательно.
ЖЖ автора
Совсем не потому, что у сэров обычно бывают большие дома, много слуг и всё, чего им только захочется. В шесть лет Артура такие вещи не занимали. Просто ему нравилось, как звучит его имя, если к нему приставить «сэр». Он любил подходить к зеркалу, хмуриться – ведь все солидные дяди всегда хмурятся – задирать повыше нос, и, с трудом при этом ловя собственное отражение, важно произносить:
Дальше- Сэр Артур Уитсток. Да.
За это на Артура очень ругалась мама. Она боялась, что с такими замашками мальчик вырастет заносчивым и не в меру гордым, а для сына простого, не слишком успешного адвоката это не очень хорошие качества, будь он хоть трижды чистокровным англичанином. Но днём мамы дома не бывало, она работала в швейной мастерской, и Артура воспитывала бабушка. В девять утра она рывком раздвигала тяжёлые шторы, и, пока внук протирал кулачками сонные глаза и тянулся, непререкаемым тоном заявляла:
- Ну что, начинаем проверку на сэрость?
Тогда Артур пулей вылетал из кровати, звонко шлёпая по полу босыми ступнями, и убегал в ванную умываться.
«Проверка на сэрость» была их с бабушкой условным сигналом.
- Если уж ты так хочешь быть сэром, - говорила седая Розалин, - прежде всего привыкай есть по утрам овсяную кашу.
- Но она же не вкусная! – ныл в ответ Артур, впрочем, только наполовину всерьёз.
- Ну и что? Все сэры едят овсянку именно потому, что она им не нравится. Нужно же как-то воспитывать выдержку.
- Ага, а ещё так проще делать гордый вид, - подхватил Артур, скривившись при виде тарелки с овсянкой. – Как представишь её себе, так сразу нужное выражение лица делается.
Розалин только смеялась и смотрела, как внук мужественно борется. Против каши и за «сэрость». Справлялся он отлично, особенно если его чуточку рассмешить – а уж это Розалин умела лучше всех на свете. Ей когда-то пришлось учиться самой, и теперь ей очень хотелось помочь внуку, хоть самую чуточку.
Артур доел овсянку, помыл за собой тарелку («Настоящий сэр должен быть предельно самостоятелен», - твердила Розалин, а внук её, к счастью, не имел привычки халтурить) и принялся обуваться.
Розалин категорически запретила родителям Артура отдавать мальчика в детский сад.
- Ему там испортят мотивацию, - сказала она. – Я сама буду воспитывать Артура.
Поэтому каждое утро после завтрака Артур и Розалин отправлялись на прогулку. Не очень далеко и не очень надолго – перед обедом юному сэру предстояли ещё урок арифметики и зарядка – просто чтобы подышать воздухом, размять ноги и не сидеть в четырёх стенах.
- Сидеть дома, разумеется, очень приятно, - любила говаривать старая Розалин, лишь по какому-то досадному недоразумению не уродившаяся леди. – Вот твой отец, например, проводит выходные на диване перед телевизором. Он, конечно, очень устаёт, но и это не оправдание, правда, Артур?
- Да, - серьёзно кивал мальчик и гордо заявлял. – Вот я, когда вырасту, буду путешествовать, а не сидеть в конторе, как папа.
- Для этого тебе придётся многому научиться.
Отцу Артура тёща казалась чопорной и придирчивой, но он был благодарен ей за то, что она сидит с Артуром, и поэтому молчал, даже когда сын по простоте душевной разбалтывал ему, «что сказала бабушка». Мама же только улыбалась куда-то в пространство и говорила, что всё должно идти своим чередом.
Артур, как часть «всего», тоже шёл, хотя он слабо представлял себе, где же находится этот таинственный «черёд», которым он, по идее, должен идти. Поэтому он шёл берегом пруда, кидал уткам хлебные шарики и размышлял о том, что он так долго учится быть сэром, что, наверное, станет им уже совсем скоро. Правда, тут была одна проблема, разрешить которую шестилетний мальчик пока не мог: в сэры, то есть в рыцари, по-настоящему могла посвятить только королева. А она, конечно, даже и не знает о его, Артура, существовании. Как быть, мальчик не знал, но не сомневался, что когда-нибудь решение найдётся само собой. Например, бабушка Розалин на самом деле окажется королевой и посвятит его в рыцари, или он спасёт какого-нибудь важного сэра от бандитов, и он расскажет о своём спасителе королеве… Да мало ли что можно сделать такого, чтобы о тебе узнала вся страна. Времени ещё много – в сэры всё равно раньше восемнадцати лет не берут.
Розалин знала мысли внука наперечёт, но вот она как раз считала, что нужно торопиться. Дни бегут слишком быстро, и даже родители Артура стареют, не говоря уже о ней самой, а маленького сэра ещё столькому нужно научить, да так, чтобы, когда она уже не сможет следить за ним, он продолжал всё это делать сам: вставать пораньше, тянуться повыше и разминать спину, кормить птиц, особенно зимой, не затевать драк, не обижать девочек, вежливо отвечать на оскорбления, спокойно воспринимать критику… Есть уйма простых и полезных вещей, которым, по-хорошему, всем бы поучиться, и чем раньше, тем лучше. Но каждое время, увы, имеет свои законы, и нынче Розалин, как контрабандистка во мраке ночи, пытается замаскировать «сэростью» элементарные вещи, лишь бы увлечь ими своего маленького Артура и сделать из него хорошего человека. В век технического прогресса, увы, иначе сложно, в этом она убедилась на множестве примеров. Может быть, когда-нибудь очень не скоро, когда он начнёт вспоминать своё детство, а с ним и старую чопорную женщину, научившую его мыть за собой посуду, её мальчик сможет понять, зачем было всё это. Дочь вот, кажется, поняла.
А пока он кормит уток, стараясь держаться прямо, как настоящий сэр; вряд ли это принесёт ему рыцарский титул, зато наверняка убережёт от проблем со спиной.
Вдруг её внук сорвался с места и помчался по краю пруда куда-то на противоположный его конец. Розалин сидела на скамейке и наблюдала: пока беспокоиться не о чем, а излишний контроль вреден даже сэрам, тем более таким юным и нежным. Щуря глаза – ей было пятьдесят четыре, и зрение уже давно перестало быть её сильной стороной – Розалин разглядела, что Артур с разбегу впрыгнул в какую-то мальчишечью драку и пропал в куче-мале. Через несколько секунд куча-мала распалась, превратившись в пятерых растрёпанных мальчишек. Лиц Розалин различить не могла, видела только, что трое из них сбились вместе и что-то сердито кричат, а четвёртый молча стоит рядом с Артуром. Потом Артур и этот четвёртый мальчик уходят, направляясь к ней. Розалин, хотя и обещала себе не беспокоиться, вздохнула с облегчением: да, оба порядком помяты, у белобрысого мальчика нет рукава рубашки, а внук разодрал брюки на обеих коленках, но этим дело и ограничилось.
- Бабушка, прости, я порвал брюки… - извиняющимся тоном начал Артур, за несколько шагов до её скамейки. – Но их было трое против одного…
- Да, он за меня заступился! – подтвердил спасённый, теперь сам вступаясь за своего спасителя. – Они меня обзывали, а когда я обозвал их в ответ, полезли драться сразу все…
- Я зашью брюки, обещаю! - галдел одновременно с ним внук.
Розалин присмотрелась: нет, это не дырки на коленках, это брючины ниже колен почти уже оторвались от родных пенатов. Ну и ладно, зато внук показал себя молодцом.
- Зашьёшь, конечно, - тем не менее в меру строго отозвалась женщина, про себя думая, что она выбросит брюки как будто случайно, и вопрос на этом будет исчерпан. – А как зовут этого юного джентльмена?
- Джордж, - потупился «джентльмен», пытаясь спрятать голую руку за спину.
- Если вы не против, сударь, я хотела бы пригласить вас к нам домой на чашечку чая, - чинно провозгласила Розалин и подмигнула. – Нельзя же показывать это безобразие вашей матери, а у нас как раз есть несколько запасных рубашек.
Джордж явно обрадовался, а у Артур – тот просто сиял от гордости. Он всегда знал, что бабушка его не подведёт.
С того дня Артур и Джордж стали неразлучными друзьями. Как-то раз внук даже заявил Розалин, что можно было бы вместо урока чистописания пойти в парк, где его уже ждёт приятель…Но Джорджу пришлось подождать лишний час… а в следующий раз он уже писал диктант вместе с Артуром, чему его, Джорджа, мама была чрезвычайно рада.
- Вы отличный педагог, миссис Уингс! – восклицала она каждый раз, когда Розалин просила у неё разрешения забирать Джорджа ещё на один час в день. – И как у вас получается делать так, чтобы мальчики сами хотели заниматься?
- Всё дело в правильной мотивации, - улыбалась Розалин, наблюдая, как уже два будущих сэра гоняют по площадке мяч.
Время летело очень быстро, хотя Артур и Джордж, конечно, с этим бы не согласились. Вот они уже пошли в школу, бац – и мальчики уже в пятом классе, бац – и вот уже выпускной вечер, длинные речи и слёзы матерей. Розалин обещала себе не плакать, когда увидит двух своих юных выпускников в красивых костюмах, совсем уже взрослых и почти в ней не нуждающихся.
Конечно, к восемнадцати годам интерес к рыцарству у Артура заметно поугас, вытесненный грядущим поступлением в университет и, конечно, противоположным полом, ибо мальчик вырос не только галантным, но и очень красивым. Однако же старания Розалин вознаградились: «сэрость» со всеми её особенностями вошла у Артура в привычку – он никогда не залёживался в постели, много занимался, всё так же заступался за слабых и даже полюбил овсянку, сделавшись улыбчивым, открытым и спокойным, что для восемнадцати лет редкость. Джордж ни в чём ему не уступал. Юноши дружно решили поступать на географический факультет, чтобы ездить по миру.
Розалин, честно говоря, была рада, что дети выросли, хотя, конечно, ей было грустно. Но справляться с ними она всё равно уже не могла бы, тем более что она и так научила их всему, чему могла. От этой мысли старой леди стало очень спокойно, так, как, кажется, вообще никогда не было. Придя домой, она легла в постель, глубоко и счастливо вздохнула и закрыла глаза.
На похоронах Артур не плакал.
Бабушка всегда говорила ему, что, если с ней когда-нибудь что-нибудь случится, она всё равно останется внутри него. И он, как ни странно, чувствовал, что теперь она окончательно – внутри, ну и ещё внутри мамы, конечно. Она тоже не плакала, только стояла прямая-прямая. Наверное, её бабушка в детстве тоже учила быть леди…
Зато вот Джордж – он плакал. Искренне и бесшумно, так, что слёзы капали с подбородка на красивую рубашку, почти такую же, как та, что бабушка дала ему, чтобы он переоделся после драки в день их знакомства. Они с Артуром потом всю ночь сидели и вспоминали тот день и всё, что было после, смеялись и чокались за то, чтобы ей было хорошо, где бы она теперь ни была.
Потом, конечно, начались хлопоты – мальчики сдавали вступительные экзамены, сдав их, начали готовиться к учебному году, а потом и вовсе закружились так, что не то что вспоминать – просто думать было некогда.
Только через несколько лет, начав ездить по миру с научными экспедициями, Артур стал находить время на наблюдения и размышления, не связанные со своей специальностью. Он стал наблюдать за людьми, совсем не похожими на них с Джорджем, их друзей и университетских товарищей. И обнаружил, что его «сэрость» и правда выделяет его и его круг среди многих других. К тому времени молодой человек уже понял, что это было никакое не благородное воспитание и что ничего общего с сэрами оно не имело. Обыкновенная вежливость, справедливость, отзывчивость, доброта и самодисциплина – вот что так старательно прививала своему внуку и его другу седая Розалин, и Артур был бесконечно благодарен ей за то, что у неё это получилось. Только вот многие из тех, кто встречался Артуру не только в его поездках, но и в родном Лондоне, были настолько далеки от этих довольно простых правил, что внука Розалин брала оторопь.
В метро, в аэропорту, в магазине и в автобусе он бесконечно примечал и впадал во всё большее недоумение. Привычка записывать всё, о чём нужно ещё раз подумать в спокойной обстановке, в блокнот, которую, конечно, привила Артуру опять же его бабушка, довольно быстро сделала Артура обладателем огромной кипы заметок разной степени философской и художественной ценности. Джордж, с которым Артур делился своими размышлениями, предложил другу привести эти записи в порядок и издать, благо знакомый издатель у ребят имелся ещё со времён университета.
Сказано – сделано, хотя даже спокойному и организованному Артуру стоило огромного труда сотворить из груды исписанных блокнотов полноценную книгу. Но он справился. На титульном листе значилось посвящение: «Розалин, самой настоящей из всех настоящих леди».
- А как ты её назовёшь? – спросил Джордж тёплым июльским вечером, когда друг объявил ему, что работа окончена.
У Артура напрочь вылетело из головы, что название он ещё не придумал.
- Вообще-то я ещё не знаю, но… - начал внук Розалин, и на лице у него медленно расплылась широкая улыбка, превратившаяся в точно такую же на лице друга его детства.
- «Проверка на сэрость», - в один голос произнесли молодые люди и рассмеялись.
Розалин внутри Артура тепло улыбалась, и молодому человеку от этого было светло и немножко щекотно.
На следующее утро, сдав книгу в типографию, друзья уехали в очередную экспедицию в Африку, на целых полгода, чтобы успеть как следует вникнуть во всё, требующее их внимания.
Однажды вечером, примерно за месяц до того, как по плану пора было возвращаться домой, у палатки Джорджа и Артура раздался оклик начальника экспедиции:
- Эй, мальчики, вы здесь?
«Мальчики», изрядно обросшие за полгода походной жизни и уже в шутку называвшие друг друга Робинзонами, отозвались в духе, что вроде бы пока да.
- У меня тут газета недельной давности, только что привезли. Вам наверняка будет интересно взглянуть. Особенно сэру Артуру.
Артур подскочил как ошпаренный и впился глазами в указанную страницу газеты. Там красовалась его собственная фотография с университетского выпускного, где он хвастается дипломом и подкидывает вверх классическую квадратную шапочку со шнурком. Заголовок гласил: «Артур Уитсток ещё не знает, что он теперь сэр».
Артур Уитсток действительно не знал. Просветила его всё та же статья, в которой было написано, что его книга за первый месяц продаж нашумела так, что шум этот дошёл до самой королевы, а она, прочитав, заявила, что человека, написавшего такую книгу, необходимо посвятить в рыцари. Конечно, в газете из её слов раздули целую историю, и пока на деле посвящать Артура в рыцари никто не собирался и, скорее всего, не соберётся, но… это было уже не важно. Он слушал, как смеётся бабушка Розалин где-то очень глубоко внутри него – она всегда любила такие вот совпадения – и чуточку грустно улыбался сам, представляя, как развеселила и, наверное, слегка опечалила эта новость его маму. Ведь очень странно бывает узнать, что ты всё сделал правильно и получил то, что хотел, когда это что-то уже давно перестало быть для тебя самым важным. От этого тяжело и легко одновременно, хочется плакать и смеяться, кричать и кружить на руках чопорную пожилую леди, которая теперь всегда будет улыбаться внутри тебя.
Надо будет завтра придумать способ позвонить маме и сказать, что он её очень любит. Обязательно.
ЖЖ автора
@темы: Сказки и притчи